Ф. Таррега - Глава I - Детство - Определение призвания
6. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРИЗВАНИЯ
Преодолев трудности от раннего бунта маленького храбреца, отец уверовал в выявленные, благодаря этому происшествию, природные способности сына; у него возникло страстное желание всеми возможными средствами защитить и направить в нужное русло его природный дар.
Средств для жизни по-прежнему не хватало, преподавателей в Кастельоне недостаточно, отец вынужден был принять какое-то верное направление, чтобы выражение чувств артиста не препятствовало проблеме содержания семьи и других жизненных трудностей.
Франсиско Таррега Тирадо, не будучи ученым человеком, был очень осторожным и мудрым, к нему обращались не только родственники, но и многие соседи и друзья, уважавшие его здравое суждение по личным, интимным вопросам о посевах, о продаже фруктов и даже по сложным вопросам религиозного, политического и общественного характера.
Гитару в то время считали инструментом с ограниченными возможностями. Она была дискредитирована и заиграна бескультурными людьми второго сорта, считалось, что на ней подходит наигрывать простые народные мотивы, грубо сопровождать уличные песни или присоединять ее к однородным инструментам в рондо и серенаде вульгарного пианизма. Поскольку гитара рассматривалась как инструмент на грани музыки, исключенный из общей концепции искусства, она не могла предоставить артисту ни соответствующих возможностей для развития своих способностей, ни принести практической пользы как любая самая скромная профессия. Фортепиано же, наоборот, со своими широкими звуковыми возможностями и научно обоснованными емкостями, с престижем самой высокой категории, который создали ему виртуозы и композиторы с мировой славой, воцарилось во всех интеллектуальных, артистических и общественных кругах и для любой публики считалось необходимым предметом образования и надежной основой для любого артиста.
7 июля 1877 года в “Музыкальной мадридской газете” Парадо и Баррето опубликовали статью, дающую представление о том, каким неуважением пользовалась гитара в Испании и каким, наоборот, уважением клавиатура из слоновой кости: “Но что стало с теми нежными и выразительными песнями, с теми маленькими спетыми под гитару поэмами, которые сами по себе и были песнями серьезными и страстными, веселыми или шутливыми, песнями любого жанра, такими характерными для испанской земли, в сопровождении инструмента смягчали дни нашего детства?”
Это как бы сложная далекая перспектива, охватывающая средневековые романсы и народные испанские песни, исполнявшиеся на Рождество, веселые песни и канарские песни времен Фелине, песни Сора, Агуадо и Уэрты. Затем он скептически восклицает: “Все исчезло, все забыто; и фортепиано, своим шумным тембром, полностью разрушило эту музыку интимного доверия, чрезвычайно простую и ясную, но и в высочайшей степени сентиментальную и выразительную. Гитара, которая казалось бы должна больше сохраниться в испанском обществе, чем в какой либо другой стране, умерла, и с ней умерла и песня; инструмент с богатыми возможностями, семейный инструмент, интимный и действительно национальный остался в руках плебеев, презираемый, выставленный на посмешище и покинутый”.
Чтобы сказали теперь П. Базилио, Сор или Агуадо, если бы они открыли глаза и увидели то минимальное, или совсем никакое уважение в наши дни к инструменту, который эти выдающиеся люди так заботливо пестовали?
Конечно, в наше время тоже есть заслуженные гитаристы, которые в состоянии оценить, чего стоит этот инструмент, но их так мало, они так редки, как песня лебедя и также редко слышен агонизирующий крик гитары. Эстетические силы с крепкими корнями не так просто разбить, созданные как защитные бастионы в панораме цивилизации на протяжении веков, со своих позиций они защищаются или атакуют просто самим фактом своего существования. Иногда, в результате борьбы они деформируются или изменяются, но сущность их более устойчива, чем мы себе представляем. Что сказал бы наш добрый хроникер, если через 85 лет увидел нынешний престиж гитары в обстановке смелых диссонансов и шумных тембров, в изломанном ритме, очищенной чувствительности и лиризма? Для отца Тарреги, обязанного предвидеть как моральный, так материальный аспекты будущего своего сына, это мнение времени не особенно вдохновляло, чтобы сын занимался гитарой, поэтому он должен был искать преподавателя фортепиано. Им оказался другой такой же слепой артист, как Мануэль Гонсалес. Казалось, что судьба захотела компенсировать сумерки этих людей особой чувствительностью к музыке. Через малый промежуток времени Эухенио Руис уже гордился успехами своего ученика.